№ 14 от 6 апреля 2016 г.
Клавдия Тагина – человек разносторонний. На сцене – талантливая исполнительница эстрадных песен, обладательница чудесного по тембру голоса и участница молодёжно-эстрадного ансамбля «Новая музыка». В жизни – стюардесса ведущей российской авиакомпании.
О себе, профессии, творчестве и о том, как могут уживаться вместе серьёзное хобби с ещё более серьёзной работой, Клавдия сегодня рассказывает нашему еженедельнику.
— Клавдия, расскажите о ваших первых шагах на сцену…
— Год занималась в детской музыкальной школе г. Егорьевска. Потом пять лет училась игре на фортепиано в Детской школе искусств под руководством Ирины Алексеевны Енгалычевой. Там же занималась вокалом у Надежды Ивановны Пономаренко. Считаю, что с учителями мне повезло – и тогда, и позднее.
В 2006 году пришла в «Новую музыку». Было мне 15 лет. В том же году начала играть в Народном театре — в пьесе Островского «Бедность не порок» девушку на выданье. В спектакле «Свидание по средам» сыграла секретаршу и любовницу своего босса.
— Не очень подходящая роль для пятнадцатилетней актрисы…
— С этой ролью произошла забавная история. По сценарию, моя героиня – не просто взрослая женщина, а дамочка довольно свободного поведения. Появляется на сцене в лифчике и вообще очень вольно себя ведёт с мужчинами. Внешне я на эту роль подходила – рост высокий и выгляжу старше своего возраста. А на самом деле – ещё почти ребёнок. И тут на спектакль приходит директор нашей школы. Потом при встрече испуганно на меня посматривал.
— Как и почему пришли работать в авиацию?
— После окончания института я работала в ДК имени Конина. Вела детскую театральную студию «Премьер». Ставила спектакли. В один прекрасный день ясно ощутила, что в моей жизни нужна резкая перемена. Наверное, такое состояние называют душевным кризисом. Увидела в Интернете объявление о наборе стюардесс, подала документы. Пригласили на собеседование. Шла на него, имея слабую надежду, что возьмут. Ведь надо было на часть вопросов отвечать по-английски. Но всё прошло хорошо. Потом новое испытание – серьёзный медицинский отбор. Многих кандидаток отсеяли. Однако и здесь для меня всё оказалось нормально.
— Родителей ставили в известность о своих планах?
— После медицинской комиссии, когда надо было принимать окончательное решение, рассказала всё маме. Она сказала: «Решила – иди». Мы же с ней авантюристки. Всю Европу дикарями изъездили – Данию, Германию, Францию. Она очень хорошо поняла моё состояние – что мне в тот момент надо было оторваться от жизни в Егорьевске, увидеть мир, новых людей.
— Как проходило обучение новой профессии?
— Тренинг стюардесс в компании «Трансаэро», куда я пришла работать, продолжался три месяца. Два – на земле, в том числе на тренажёрах. Месяц – реальные полёты в качестве стажёра. Своего первого самостоятельного вылета в Чехию очень боялась. В «Трансаэро» у стюардесс не было разделения на летающих за рубеж и работающих на внутренних линиях.
Помогло, что со мной в ту смену полетел Максим Петякин, наш егорьевский парень, работавший бортпроводником. Забрал меня из дома, отвёз в Домодедово, весь полёт был рядом, всячески опекал, помогал оформлять все документы, чего я сама делать боялась. В общем, очень здорово поддержал.
— Как попали в «Аэрофолот»?
— После прекращения работы «Трансаэро» многие наши бортпроводники ушли в «Аэрофлот». Сделать это было нелегко. В «Аэрофлоте» требования выставили очень высокие из-за притока бывших трансаэровских работников. к тому же, необходимо было пройти ещё одну медкомиссию, более строгую. Прошла. Здесь пока работаю на внутренних линиях и на полётах в страны СНГ. Для полётов в дальнее зарубежье требуется хороший английский. Языком сейчас упорно занимаюсь.
— Трудно работать с пассажирами? Кто-то плохо переносит полет, кто-то оказался на борту в нетрезвом состоянии…
— Недомогания у пассажиров случаются постоянно. У кого-то болит голова, кому-то нужно померить давление. Нетрезвых пассажиров сейчас стало меньше. Во-первых, откровенно пьяных не пропустят на борт. Из закупленных в duty-free больших бутылок пассажиры тоже опасаются пить, мы за этим следим строго. Но за теми, кто захватил маленькие бутылочки и потихонечку добавил их содержимое в стакан с соком, уследить очень сложно. Обычно замечаем, что у нас с салоне летят подвыпившие пассажиры или даже целые весёлые компании по возникшему шуму. Кто-то из окружающих выражает недовольство этим шумом, конфликт разгорается, становится трёхсторонним.
— И как вы с этой ситуацией справляетесь?
— Сначала делаем замечание. Потом инструкция обязывает нас делать письменное предупреждение. Но до этого у меня дело никогда не доходило. Кого-то достаточно попросить по-хорошему, с кем-то надо поговорить строго. В общем, быть психологом и проявлять устойчивость к стрессам.
— Медицинская сестра, официант, психолог… Какими ещё профессиями должна овладеть бортпроводница?
— Добавьте в этот список профессии пожарного, спасателя и продавца. Последнее даётся мне труднее всего. Торговля на борту – сложное дело. Оплату мы обязаны принимать в двенадцати валютах, переводить цены по курсу. Проверять все купюры, чтобы не было фальшивых. Материальная ответственность, отчётность… Много дорогих товаров: швейцарские часы, ювелирные изделия… Вообще у бортпроводников очень много бумажной работы, которая окружающим не видна. Романтическая часть профессии переплетена с прозой жизни. С пересчётом одеял, подголовников, подушек, горячих завтраков, со всей рутинной работой, которую надо тщательно выполнять в каждом рейсе.
— Не поёте в самодеятельности «Аэрофлота»?
— Пока не думала об этом. Не то, чтобы я не хочу спеть для своих коллег. Просто тогда в условиях жёсткой нехватки времени придётся выбирать между «Новой музыкой» и репетициями в ансамбле «Аэрофлота». А с «Новой музыкой» расставаться не хочу.
— Не тяжело ли вам, полноправной хозяйке пассажирского салона, вписываться в формат «Новой музыки», подчиняться режиссёру и музыкальному руководителю?
— Если готовится общий концерт, то артисты, конечно, должны вписываться в его замысел, в чём-то себя сдерживать, подстраиваться под определённую стилистику. В сольных концертах свободы самовыражения больше. В любом случае, давления на себя не чувствую, отношения с нашим руководителем Тамарой Николаевной доверительные, неформальные. Напоминают отношения матери с дочерью. Так и зовём друг друга: «мать» и «дочь». А мама дочери плохого не пожелает. Ни в жизни, ни на сцене. Получается, что у меня много мам, и я только рада.
— Не мешают ли такие «семейные» отношения в «Новой музыке» творчеству?
— Отношения в «Новой Музыке», конечно же, выходят за рамки совместной подготовки концертов. Люди у нас молодые. Дружат, делятся проблемами, поддерживают друг друга, влюбляются, женятся даже. Можно, наверное, назвать всё это и «свой круг», и даже «большая семья». Но творчеству это ничуть не мешает. Это как экипаж на борту – в одиночку работать не получится.
— Как вы выбираете песни для исполнения?
— Прежде всего, беру песни из репертуара певиц, чей голос мне близок по тембру. Софии Ротару, Ваенги. Песни должны быть хорошо известны зрителю. Дальше требуется найти правильный баланс – с одной стороны, обеспечить сходство с оригинальным исполнением (зритель обычно ждёт этого), с другой стороны – добавить в исполнение нечто своё.
— Можно ли сказать, что Ротару и Ваенга – ваши любимые певицы, кумиры?
— Нет, нельзя. Я просто говорю о том, что мне легче добиться здесь сходства голоса. Похожей же хочется быть на Уитни Хьюстон и Лару Фабиан. Хьюстон – великая певица, которая бралась за сложные мелодические композиции и обогащала их собственными джазовыми и блюзовыми приёмами. Это как раз то, к чему мне надо стремиться.
— Как отличается ваш репертуар на концертах «Новой музыки» от репертуара, который вы предлагаете зрителю на корпоративах?
— Да, я действительно, иногда пою и на корпоративах, и в гостиничном комплексе «Бережки-холл». Плей-лист у меня там другой, по ходу действия часто меняю его, исходя из того, что хотят услышать люди, пришедшие отдохнуть и потанцевать.
— Часто приходится исполнять песни на заказ?
— Часто. Порой трудно выяснить, какую именно песню хотят услышать. Обычно помнят только, про что песня, какие-то отдельные строчки. Иногда помнят, кто поёт. Например, просят: «Девушка, спойте о том, как женщина хочет сына». В общем, играем в «Угадай мелодию».
— Что делаете, если просят исполнить незнакомую песню?
— Текст, если не знаю, пою с планшета. Если слышала раньше песню пару раз, то, как правило, спеть её могу. Если совсем незнакомая или мелодически сложная песня, то прошу ди-джея поставить запись. В любом случае, на сцене, как в самолёте, стараюсь идти навстречу клиентам в их законных просьбах.
— Много песен знаете наизусть?
— Не считала, но точно не меньше двухсот. Помнить песни мне помогает то, что, будучи школьницей, часто принимала участие в конкурсах чтецов, привозила дипломы. Кстати, когда проходила тестирование по профориентации, всё время получала рекомендации стать переводчиком, именно из-за хорошей памяти на тексты и слова. Тем не менее, слова песен иногда забываю даже на сцене. Но это больше от эмоций.
— Как вы относитесь к нецензурным словам, звучащим в песнях?
— Безразлично. Не поклонница, не противница. Если есть такое в тексте, то, выступая в общественных местах, меняю их на относительно приличные, созвучные. Хотя думаю, что полностью запретить мат в песнях всё равно не получится. Как тогда быть с частушками, которые звучат на деревенской свадьбе? Там в непристойностях заключена вся их соль. Всё равно эти частушки знают от мала до велика.
— А потом дети поют на сцене песни, не подходящие их возрасту…
— Плохо, конечно, хотя, думаю, что с частушками это не связано. В своё время ездила в лагерь «Чайка» вожатой, воспитателем и руководителем по вокалу. Знаю, как девочки в 13-14 лет любят петь песни о несчастной любви и загубленной жизни, которые больше подходят сорокалетним женщинам трудной судьбы. Таким девушкам старалась подобрать другой репертуар, тоже о любви, но что-нибудь полегче и поромантичнее. Говорила: «Бабушка приедет на День открытых дверей, услышит и получит сердечный приступ».
— Не приходилось ли исполнять песни егорьевских авторов?
— Нет. Да и немного я таких песен знаю. Раньше читала со сцены стихотворение егорьевского поэта Владимира Болдинова. Оно мне нравилось. Но о том, что кто-нибудь переложил его на музыку, я не слышала.
— Не думали выпустить диск со своими песнями?
— Песни, которые пою, не мои. Все права защищены. Да и не думаю, что это кому-нибудь надо, ведь эти песни легко доступны слушателям в оригинальном исполнении. Но для себя, для дальнейшей работы свои записи, конечно, собираю.
— Где в ближайшее время вас можно будет услышать?
— На очередном годовом концерте «Новой музыки», который состоится осенью этого года. Но точно не обещаю. Могу быть в рейсе.
Беседовал Алексей МАРКОВ